ЭГО и здоровое чувство само идентичности в контексте буддизма и психотерапии.
Настоящей статьей мы попытаемся дать ответ на вопрос о том, какую роль имеет буддизм в современной психоаналитике?
Одним из самых важных вопросов буддийской и западной психологии в связи с которым существует столько споров и недоразумений — является вопрос отношения к Эго. В связи с этим мне представляется очень интересным отрывок из книги английского юнгианского психотерапевта и учителя в традиции тибетского буддизма Роба Приса «Психология буддийской Тантры», где он как раз хорошо проясняет этот вопрос с позиции как современной западной психотерапии, так и буддизма (Это черновик моего перевода книги, которая будем надеяться вскоре выйдет в свет).
«За исключением тех случаев, когда восточные учителя имеют значительный опыт общения с западными учениками, часто они не осознают, от скольких эмоциональных ран мы страдаем. Они обычно предполагают, что у нас хорошо сформированное, сильное Эго, и говорят об отказе от Эго и связанного с ним эготизма — корня несчастий в нашей жизни. Однако такое учение предполагает, что у учеников здоровое Эго и чувство самоценности, являющееся крепким центром идентичности. Когда западные люди периодически впадают в психологически нестабильное состояние благодаря практике Тантры, восточные учителя часто не знают, как обращаться с этим.
Пожалуй, наиболее распространенным заблуждением среди западных людей является идея о том, что буддизм нацелен на отрицание Эго. Это неправильное понимание пустоты и отсутствия Эго, которое более тонко, чем просто утверждение, что у нас нет Эго. Это недопонимание обычно возникает из неспособности осознать разницу между относительной и абсолютной истинами. Осознание пустоты направлено не на отрицание Эго на относительном уровне, но направлено к тому, чтобы пробиться сквозь эго-цепляние (тиб. дак-дзин), которое держится за Эго как за твердую самосущую вещь, абсолютную истину. Когда мы неоправданно отрицаем относительно существующее Эго, мы в опасности нигилизма. Для того, чтобы нормально функционировать в относительном мире, мы нуждаемся в стабильном чувстве Эго-идентичности, фокусе осознанности, который позволяет нам познавать, фильтровать и понимать события дня внутри и снаружи. Это дает возможность даже высокоразвитым индивидуумам говорить: «я ем», «я сижу» и т. д. Это «я» — подлинная относительная истина. Без нее у нас могут быть серьезные психологические проблемы и даже психоз, когда наше нормальное чувство «я» наводняется материалом, приходящим из бессознательного.
Эго имеет два измерения, которые для большинства из нас неразличимы. Одно — здоровое, другое — эмоционально раненное. Проблемы возникают, когда Эго повреждается вследствие травматического опыта, как правило, детского. Эго-идентичность постепенно захватывается накрадывающимися слой за слоем эмоциональными представлениями в отношении чувства «Я» и «себя». Это зачастую болезненные раны, за которые мы цепляемся и верим, что они реальны и неизменны. Мы начинаем бояться за нашу безопасность, чувствуем, что мы плохи, никчёмны, не достойны любви и так далее. Мы цепляемся за это травмированное «Я» как за абсолютное и постоянное, эмоционально переживаем его как плохое, никчемное и тп. Это эмоциональный тон эго-цепляния, к которому мы так инстинктивно привязаны, словно к чему-то реальному и абсолютному. Именно поэтому не Эго должно быть устранено, но Эго-цепляние, привязывающиеся к этим эмоциональным ранам как абсолютным.
Другая причина, почему Эго может оказаться поврежденным, связан не столько с ранами, а скорее с тем, как Эго было сформировано. Это часто происходит в раннем детстве, когда нормальное чувство идентичности не смогло сформироваться. В процессе нормально разворачивающихся отношений между матерью и ребенком ребенок со временем осознает себя как отдельную сущность. Понемногу это консолидирует чувства «Я» и «Другие», которые постепенно стабилизируются, создавая ясное ощущение само идентичности. Индивидуумы, которые не смогли прожить полностью этот процесс вследствие дисфункции в каких-либо аспектах ранних взаимоотношений с матерью, часто ощущают, что они теряют чувство самоощущения себя и исчезают. Они могут испытывать пугающие чувства аннигиляции, словно бы они оказались на краю черной дыры. Подобные чувства могут возникатьу них как в одиночестве, так и в общении с другими.
Духовная практика, отрицающая Эго, не будет полезна, когда Эго не сформировалось должным образом и отсутствует устойчивое чувство «Я». Люди, вступающие на путь духовной практики, в том числе такой как Тантра, полагают, что это решит их проблемы, но им полезнее было бы сначала пройти психотерапию и тем самым подготовить почву для последующей духовной практики».
«Далай-лама однажды сказал, что бодхисаттва – тот, кто вдохновлен стремлением спасти всех существ из океана страданий, достигнув для этого состояния Будды, — должен обладать огромным Эго. Он, конечно, шутил, но смысл его высказывания был в том, что даже размышление о том, чтобы стать бодхисаттвой, требует сильного чувства личной идентичности. Но бодхисаттва не держится за эту идентичность как за абсолютную истину. Эго-цепляние, ведущее к инфляцированному всемогуществу, у него полностью отсутствует. Таково стремление бодхисаттвы, хотя на практике человеческая склонность держаться за чувство своего «я» может всё ещё скрыто присутствовать.
Понимание необходимости стабильной и в то же время лишь относительно истинной идентичности является крайне важным в практике буддийской Тантры. Как и многие другие эзотерические традиции, Тантра требует установление крепкой основы, достаточной для стабилизации и заземления опыта практики. Без этого существует опасность, что не окажется сосуда, способного содержать в себе высвобожденные и трансформированные психические силы. Вместо того, чтобы интегрировать их, эти высвобожденные силы приведут в таком случае к дезориентации и потере способности нормально функционировать в повседневной жизни. Это подобно тому, как громоотвод оказался бы без заземляющего его провода. В экстремальных случаях такой мощный опыт может разрушить нормальное чувство идентичности, приводя к дезориентации, подобной психозу.
Несколько лет назад в Италии я был частью группы западных учеников, участвующих в программе передачи учения и посвящений одним из высоких тибетских лам. В этой атмосфере почти тактильно ощущалась энергия возбуждения, и несколько молодых англичан оказались особенно зачарованы и захвачены силой происходящего. Я начал замечать, однако, те интенсивные эмоциональные качели в которых они пребывали. Хотя они были очень вдохновлены и проявляли большой энтузиазм в отношении учения Дхармы, казалось, что у них большие трудности связанные с более мирскими вопросами, особенно в отношении того, как они собирались жить и работать. Они получали посвящение в одну из наиболее мощных тантрических практик и казались высоко заряженными генерируемой энергией. Однако, возвышенность их ощущений казалась оторванной от реальности.
Несколько недель позже, уже в Англии, мне позвонил один из родственников этих молодых англичан, спрашивая, не могу ли я подсказать кого-нибудь, кто мог бы помочь одному из них, оказавшемуся в состоянии психоза. Это не удивило меня, и я осознавал, что очень немногие психиатрические больницы поймут особенности такого опыта. Это печальная история демонстрирует то, как важно иметь ясное чувство идентичности, стабильное Эго перед началом практики Тантры.»
